сеня лукашэня
Язык
/Now it's your turn./
Пришла твоя очередь.
Я брала твои стихи и переводила на все мне известные,
Чтоб приблизиться и понять тебя,
Но даже сейчас я прогоняю этот текст через гугл транслэйтор в симуляции того как ты будешь
его читать.
Знай, что ты читаешь неправильно.
Нам друг до друга никогда не дотронуться по-настоящему, между нами останется невидимый
слой лингвистических атомов, и я прохожу все этапы принятия:
В русском плохо со словом "lover",
Это либо про молодых в липких темных комнатах,
Либо про то, что ты боишься узнать о своем отце.
Поэтому я не знаю могу ли я быть твоим /вставьте пропущенное/.
Английский в наших ртах — гладкие шустрые птицы с блестящими спинами,
Твои — золотые яркие стрелы любвеобильного ара-ара,
Мои — приставучие нежные твари, воробушки в перьях павлина.
Пришла твоя очередь.
Я брала твои стихи и переводила на все мне известные,
Чтоб приблизиться и понять тебя,
Но даже сейчас я прогоняю этот текст через гугл транслэйтор в симуляции того как ты будешь
его читать.
Знай, что ты читаешь неправильно.
Нам друг до друга никогда не дотронуться по-настоящему, между нами останется невидимый
слой лингвистических атомов, и я прохожу все этапы принятия:
В русском плохо со словом "lover",
Это либо про молодых в липких темных комнатах,
Либо про то, что ты боишься узнать о своем отце.
Поэтому я не знаю могу ли я быть твоим /вставьте пропущенное/.
Английский в наших ртах — гладкие шустрые птицы с блестящими спинами,
Твои — золотые яркие стрелы любвеобильного ара-ара,
Мои — приставучие нежные твари, воробушки в перьях павлина.
/I love how thick and flavourful words come out of your mouth when you speak/
Национальный дискурс это сексуально, он знакомо находит теплое место в изгибе моего языка
(в отличие от слова «сексуально»)
((в отличие от всего сексуального)).
непозволительное, не упавшее с языка, оседает в нем вязкой тяжестью переспевшей хурмы,
сладкой и скользкой,
нашедшей выход в превращении желания в символы,
замещающей живой теплый рот прохладным лбом в немых поцелуях,
Национальный дискурс это сексуально, он знакомо находит теплое место в изгибе моего языка
(в отличие от слова «сексуально»)
((в отличие от всего сексуального)).
непозволительное, не упавшее с языка, оседает в нем вязкой тяжестью переспевшей хурмы,
сладкой и скользкой,
нашедшей выход в превращении желания в символы,
замещающей живой теплый рот прохладным лбом в немых поцелуях,
чистота и невинность которых не перенесла бы наждачки обиды на то, что на готовность
открыться я остаюсь незаполненной.
хорошо, что есть стихи, правда? мне даже не нужно раздеваться чтобы чувствовать себя
стоящей голой на площади.
терапевтка сказала: «хотеть — значит заявить себя».
я заявляю громким шепотом сквозь ивовые листья,
что я
хочу.
открыться я остаюсь незаполненной.
хорошо, что есть стихи, правда? мне даже не нужно раздеваться чтобы чувствовать себя
стоящей голой на площади.
терапевтка сказала: «хотеть — значит заявить себя».
я заявляю громким шепотом сквозь ивовые листья,
что я
хочу.
От мысли, что ты не узнаешь Ивана Вырыпаева как знаю его я,
У меня сворачивается сердце.
Как и от попытки писать о любви к тебе на своем языке ещё не раскушенной яблочной
косточки,
На вкус как мягкое перетекание адной мовы ў іншую.
Майму моўнаму слоўніку не хапае сынонімаў да слова «прыгожы» і лаянкі,
А на расейскай так лёгка і гучна сказаць
бляттть,
как же я готова любить тебя
и как мне обидддно,
что ты не готов.
просто пи з де ц.
разрывает.
как и отсутствие в нашем общем языке
— в обоих, су к а, общих языках —
халвичной
(сладко-горькой, застревающей в зубах)
разницы между «любіць» и «кахаць».
невыносимая хуёвос т ТЬ.
.точка.
У меня сворачивается сердце.
Как и от попытки писать о любви к тебе на своем языке ещё не раскушенной яблочной
косточки,
На вкус как мягкое перетекание адной мовы ў іншую.
Майму моўнаму слоўніку не хапае сынонімаў да слова «прыгожы» і лаянкі,
А на расейскай так лёгка і гучна сказаць
бляттть,
как же я готова любить тебя
и как мне обидддно,
что ты не готов.
просто пи з де ц.
разрывает.
как и отсутствие в нашем общем языке
— в обоих, су к а, общих языках —
халвичной
(сладко-горькой, застревающей в зубах)
разницы между «любіць» и «кахаць».
невыносимая хуёвос т ТЬ.
.точка.
/but I wish I was less soft spoken when I get upset,
Especially when it's about you./
Ты учишь русский во время войны ради беженцев,
Но после войны он останется ради меня.
Если и ты останешься. Если будет «после».
Ты хочешь знать меня на моем языке и у меня от этого плавится кожа,
И под нею — памятник Ленину на площади Ленина в стране под подмышкой Ленина
со штампом «купляйце беларускае»,
обнажающим искусственность моей веры.
Especially when it's about you./
Ты учишь русский во время войны ради беженцев,
Но после войны он останется ради меня.
Если и ты останешься. Если будет «после».
Ты хочешь знать меня на моем языке и у меня от этого плавится кожа,
И под нею — памятник Ленину на площади Ленина в стране под подмышкой Ленина
со штампом «купляйце беларускае»,
обнажающим искусственность моей веры.
Я выросла в этом болоте, понимаешь, закаты мне нравятся больше рассветов,
И этот закат над болотом не смоется,
И мне кажется, что полюбить я смогу только таких же бывше-закатно-болотных,
Знающих въедливый колер
И знаки беды над поймой.
Каждой нации — свои беды,
Каждому чаду — батю-абьюзера,
Каждому телеку — пригоршнь покалывающего воздуха,
Каждому кладбищу — красивые сосны.
И этот закат над болотом не смоется,
И мне кажется, что полюбить я смогу только таких же бывше-закатно-болотных,
Знающих въедливый колер
И знаки беды над поймой.
Каждой нации — свои беды,
Каждому чаду — батю-абьюзера,
Каждому телеку — пригоршнь покалывающего воздуха,
Каждому кладбищу — красивые сосны.
/I burn with pride holding your hand in public as a proof of owning a treasure,
I want to set you on fire, too./
Я вспоминаю как я держу твою руку в трамвае, слушая русскую речь и шепот двух школьниц,
сбежавших из ада,
И трамвай несёт нас солнечным утром в центр приморского города
Под скорые новости о переходе рубежа человечности и связанных белым руках.
Я пытаюсь представить руку, она выводит «;за детей» на зелёном металле,
Рука собирает ракушки в Гданьске на пляже,
Рука гладит мою руку,
Рука с красными ногтями в грязи,
В/на моем языке для такого нет места.
Рука нежна.
I want to set you on fire, too./
Я вспоминаю как я держу твою руку в трамвае, слушая русскую речь и шепот двух школьниц,
сбежавших из ада,
И трамвай несёт нас солнечным утром в центр приморского города
Под скорые новости о переходе рубежа человечности и связанных белым руках.
Я пытаюсь представить руку, она выводит «;за детей» на зелёном металле,
Рука собирает ракушки в Гданьске на пляже,
Рука гладит мою руку,
Рука с красными ногтями в грязи,
В/на моем языке для такого нет места.
Рука нежна.
/Love language
is the one you use when you call me gentle,
outlining me with gold for a brief moment./
Теперь я хочу чтобы ты узнал меня на своем языке/на моем
языке — пусто
и сейчас от этого почему-то особенно горько.
всю мою жизнь пустота горчила только рядом с чужими сладкими согласными и певучими
гласными правилами неприкосновенности,
в гомоэротических дружбах и невзаимных влюбленных.
мягкое жидкое золото ты сильная певчая птица с нежной шеей со следами красивых людей,
вместившихся в твою идею о желаемом и желанном, и я хочу вырвать себе язык за то как ему
не хватает твоего и речь даже не про мову.
я маленький и зубастый зверёк с мягкими лапами, целующий только тех кого не страшно (не
страшно потому что не хочется).
is the one you use when you call me gentle,
outlining me with gold for a brief moment./
Теперь я хочу чтобы ты узнал меня на своем языке/на моем
языке — пусто
и сейчас от этого почему-то особенно горько.
всю мою жизнь пустота горчила только рядом с чужими сладкими согласными и певучими
гласными правилами неприкосновенности,
в гомоэротических дружбах и невзаимных влюбленных.
мягкое жидкое золото ты сильная певчая птица с нежной шеей со следами красивых людей,
вместившихся в твою идею о желаемом и желанном, и я хочу вырвать себе язык за то как ему
не хватает твоего и речь даже не про мову.
я маленький и зубастый зверёк с мягкими лапами, целующий только тех кого не страшно (не
страшно потому что не хочется).
/I've always been a language kid,
Denying the dictionaries and glaring at teachers,
But now I wish you could've passed me the notes
With all the answers I couldn't translate./
Denying the dictionaries and glaring at teachers,
But now I wish you could've passed me the notes
With all the answers I couldn't translate./
не люби меня на моем языке люби меня на своем,
wtedy otrzyj łzę i kochaj,
люби хоть так, широкой рекой переходимой вброд, отгораживаясь идеей своей humanity
как оправданием за то что ты знаешь и ценишь себя достаточно, чтобы не позволять мове
переходить в язык и дальше.
весна пришла и все снова растаяло
Я останавливаю тебя за рукав посреди улицы,
Подхваченная пресным течением в солёном море,
И говорю:
«Я так люблю тебя»,
И ты говоришь
«Ya tozhe tebya lublu»
и этого достаточно, если зажмуриться.
wtedy otrzyj łzę i kochaj,
люби хоть так, широкой рекой переходимой вброд, отгораживаясь идеей своей humanity
как оправданием за то что ты знаешь и ценишь себя достаточно, чтобы не позволять мове
переходить в язык и дальше.
весна пришла и все снова растаяло
Я останавливаю тебя за рукав посреди улицы,
Подхваченная пресным течением в солёном море,
И говорю:
«Я так люблю тебя»,
И ты говоришь
«Ya tozhe tebya lublu»
и этого достаточно, если зажмуриться.
СЕНЯ ЛУКАШЭНЯ
Iнтэрдысцыплінарная мастачка, працуючая з тэмамі нацыянальнасці, мовы, цела і сораму.
