Тэксты, створаныя і абраныя ў межах лабараторыі і оўпэн-колу
Карані / лісце
Катя Кузина
12 ответов
Сегодня моя опора – 12 вопросов Бхану Капил.
Каждое утро по пути на работу я пишу. Сажусь в свой автобус и отвечаю на вопросы по порядку.
Это важно. Это мешок с песком. От взрывной волны. Очень сильная тревога. Зима – это аларм.
Я сижу. В автобусе 185. И у меня есть 15 минут. Вопрос – это пространство. Для меня важно пространство. И воздух.
Мой метод сейчас – писать в дороге, среди людей. Чувствовать, что я переполнена как автобус. И если я не вмещаю – двери откроются на следующей остановке.
Выйти на следующей остановке и пройтись пешком.
Мой метод – выхватить слово из разговоров вокруг. Из молчания вокруг. Из заряженной атмосферы. Слово-ответ. Ориентир и маршрут – вопросы Бхану:
Who are you and whom do you love?
Where did you come from / how did you arrive?
How will you begin?
How will you live now?
What is the shape of your body?
Who was responsible for the suffering of your mother?
What do you remember about the earth?
What are the consequences of silence?
Tell me what you know about dismemberment.
Describe a morning you woke without fear.
How will you / have you prepare(d) for your death?
And what would you say if you could?
Я устала от связности. От знаков (препинания?).
Поэтому буквы маленькие. И важные, как всё незаметное. Незаменимое.
Повторения убаюкивают меня. Гипнотизируют. Дают силы продолжать.
Я хотела бы писать вопросы Бхану мелом. На асфальте. В разных частях города. Мне интересно, какие ответы рождались бы внутри прохожих. Быть среди этих ответов – в автобусах, торговых центрах, кафе. Знать, что они кипят, возникают, проклёвываются (и нет возможности узнать, так это или нет...). Например, их просто накроет варшавским снегом. До весны.
Каждое утро по пути на работу я пишу. Сажусь в свой автобус и отвечаю на вопросы по порядку.
Это важно. Это мешок с песком. От взрывной волны. Очень сильная тревога. Зима – это аларм.
Я сижу. В автобусе 185. И у меня есть 15 минут. Вопрос – это пространство. Для меня важно пространство. И воздух.
Мой метод сейчас – писать в дороге, среди людей. Чувствовать, что я переполнена как автобус. И если я не вмещаю – двери откроются на следующей остановке.
Выйти на следующей остановке и пройтись пешком.
Мой метод – выхватить слово из разговоров вокруг. Из молчания вокруг. Из заряженной атмосферы. Слово-ответ. Ориентир и маршрут – вопросы Бхану:
Who are you and whom do you love?
Where did you come from / how did you arrive?
How will you begin?
How will you live now?
What is the shape of your body?
Who was responsible for the suffering of your mother?
What do you remember about the earth?
What are the consequences of silence?
Tell me what you know about dismemberment.
Describe a morning you woke without fear.
How will you / have you prepare(d) for your death?
And what would you say if you could?
Я устала от связности. От знаков (препинания?).
Поэтому буквы маленькие. И важные, как всё незаметное. Незаменимое.
Повторения убаюкивают меня. Гипнотизируют. Дают силы продолжать.
Я хотела бы писать вопросы Бхану мелом. На асфальте. В разных частях города. Мне интересно, какие ответы рождались бы внутри прохожих. Быть среди этих ответов – в автобусах, торговых центрах, кафе. Знать, что они кипят, возникают, проклёвываются (и нет возможности узнать, так это или нет...). Например, их просто накроет варшавским снегом. До весны.
Who was responsible for the suffering of your mother?
из разговора с мамой
дословно
(мама ты знаешь меня до слов почему почему почему ты говоришь мне это я часть твоего живота тканей жидкостей я ела тело твоё это было так давно а теперь не ешь меня серый волк наши молочные зубы давно истлели)
катя ты делаешь только плохое особенно для меня и почему я должна страдать я
почему у меня постоянно такие проблемы от тебя катя
у мамы андрея проблем нет
я молчу молчу
задыхаюсь уменьшаюсь
противный голос ксёндза
из радиопередачи детства
это моя вина моя вина
это моя великая вина
это моя вина моя вина
это моя великая вина
это моя вина моя вина
это моя великая вина
спаси и сохрани
How will you begin?
весной
будущий лист
начинает движение
наружу
выдох
наружу
расталкивая
упругие
ткани
пробуждается
сок
What do you remember about the earth?
вдыхать землю
лежать на земле
круглая
вертится
родная родная
положить в землю
зерно человека воспоминание
закопать
присыпать
плодородной сухой чёрной
сровнять
кормящая грудь
усталая
чужая
тяжёлая
мать мать
хранилище
корней костей
пятьсот километров
в сторону дома по земле
шесть часов
на глубине полутора метров
лежат мои
их
тела
Елизавета, Нина, Анатолий, Анатолий, Екатерина, Мария
и другие
из разговора с мамой
дословно
(мама ты знаешь меня до слов почему почему почему ты говоришь мне это я часть твоего живота тканей жидкостей я ела тело твоё это было так давно а теперь не ешь меня серый волк наши молочные зубы давно истлели)
катя ты делаешь только плохое особенно для меня и почему я должна страдать я
почему у меня постоянно такие проблемы от тебя катя
у мамы андрея проблем нет
я молчу молчу
задыхаюсь уменьшаюсь
противный голос ксёндза
из радиопередачи детства
это моя вина моя вина
это моя великая вина
это моя вина моя вина
это моя великая вина
это моя вина моя вина
это моя великая вина
спаси и сохрани
How will you begin?
весной
будущий лист
начинает движение
наружу
выдох
наружу
расталкивая
упругие
ткани
пробуждается
сок
What do you remember about the earth?
вдыхать землю
лежать на земле
круглая
вертится
родная родная
положить в землю
зерно человека воспоминание
закопать
присыпать
плодородной сухой чёрной
сровнять
кормящая грудь
усталая
чужая
тяжёлая
мать мать
хранилище
корней костей
пятьсот километров
в сторону дома по земле
шесть часов
на глубине полутора метров
лежат мои
их
тела
Елизавета, Нина, Анатолий, Анатолий, Екатерина, Мария
и другие
How will you / have you prepared for your death?
каждый день
каждый автобусный билет
каждая слеза
каждое новое солнце
каждый праздник....
бант на макушке первоклассницы
глубокие борозды времени
на теле пути
капли от насморка
хор хомяков-ангелов
(они жили-были)
вырванные из книг страницы
плоскость моря
спокойно спокойно
первая любовь
первая бутылка пива
всегда
всегда
готова
не спрашивай
Where did you come from / How did you arrive?
корни и листья
жую жую жую
ду ю спик инглиш?
болит зуб видимо чужая еда застревает в корнях
питательная среда
четверг пятница суббота рабочее воскресенье
улыбка с закрытым ртом
запах
откуда ноги растут
откуда ты знаешь
откуда ты
кудыкина гора
острая как зубная боль
непредсказуемая как зубная фея
крепкие корни
крепкие объятия
крепкие напитки
листья это деньги
кружатся
шелестят
меняют цвет
откуда они берутся
?
Tell me what you know about dismemberment
когда отделяется плёнка пенка покров
ипостась
одежда от тела
корень языка
(на автобусной остановке дети пронзительно кричали мне хотелось бросить звук под колеса машин)
тишина от молчания
девочка девушка женщина
пуповина
режь скорее
задыхаюсь
кровь от воды
море от гор
острое от солёного
режь режь
мольба от приказа
боль от боли
боль
люли люли люли
прилетели гули
колыбельная отделяет
сон и присутствие
каждый день
каждый автобусный билет
каждая слеза
каждое новое солнце
каждый праздник....
бант на макушке первоклассницы
глубокие борозды времени
на теле пути
капли от насморка
хор хомяков-ангелов
(они жили-были)
вырванные из книг страницы
плоскость моря
спокойно спокойно
первая любовь
первая бутылка пива
всегда
всегда
готова
не спрашивай
Where did you come from / How did you arrive?
корни и листья
жую жую жую
ду ю спик инглиш?
болит зуб видимо чужая еда застревает в корнях
питательная среда
четверг пятница суббота рабочее воскресенье
улыбка с закрытым ртом
запах
откуда ноги растут
откуда ты знаешь
откуда ты
кудыкина гора
острая как зубная боль
непредсказуемая как зубная фея
крепкие корни
крепкие объятия
крепкие напитки
листья это деньги
кружатся
шелестят
меняют цвет
откуда они берутся
?
Tell me what you know about dismemberment
когда отделяется плёнка пенка покров
ипостась
одежда от тела
корень языка
(на автобусной остановке дети пронзительно кричали мне хотелось бросить звук под колеса машин)
тишина от молчания
девочка девушка женщина
пуповина
режь скорее
задыхаюсь
кровь от воды
море от гор
острое от солёного
режь режь
мольба от приказа
боль от боли
боль
люли люли люли
прилетели гули
колыбельная отделяет
сон и присутствие
What would you say if you could?
привет мамочка приготовь для меня драники
знаешь я была влюблена тогда
хочу пойти домой прямо сейчас
ненавижу этот режим и фамилия фамилия
пропустите я очень спешу
мне больно
прости меня родная прости
хочу это платье
давай купим
тревожусь
нам не о чем говорить
устала взрослеть
я не болею просто не хочу встречаться
твоя сестра мне нравится больше
эта кровь менструальная
заверни меня в одеяло и выйди
ничем не могу помочь
хочу поцеловать тебя прямо сейчас
привет мамочка приготовь для меня драники
знаешь я была влюблена тогда
хочу пойти домой прямо сейчас
ненавижу этот режим и фамилия фамилия
пропустите я очень спешу
мне больно
прости меня родная прости
хочу это платье
давай купим
тревожусь
нам не о чем говорить
устала взрослеть
я не болею просто не хочу встречаться
твоя сестра мне нравится больше
эта кровь менструальная
заверни меня в одеяло и выйди
ничем не могу помочь
хочу поцеловать тебя прямо сейчас
What is the shape of your body?
моё тело
радостная птица твоей сестры
стремительная стая
разрезанный на лоскуты воздух
наглость
незаконная быстрота
было прописано в учебниках уважай старших
придерживай дверь
не могу удержать в подоле чириканье воробьёв
принесла подарки в красном мешке
кто осмелился первым встать посреди комнаты
и
прочитать стихотворение?
перочинный нож
города
вместо микрофона капустная кочерыжка
вчера весь вечер раздевала деда
всё шелуха
покрасим яйца
укрепим волосяные фолликулы
луковые слезы пахнут?
выбери своё и помолчи
дед в сто шуб одет
93 тень от шторы на кухне детства
64 блин на сковороде обретает жирафью кожу
36 я плачу плачу плачу
снаружи внутрь
ИУ ИИИИИУУУУ ИИИИИИИИИИУ
нарушение
тишины правил зрения
чебурашка поёт свою песенку по кругу
не заглядывай в холодильник
там чайный гриб распластал усталое тело
не буди его
сон это зерно
твёрдая косточка
которую птица перенесла через океан
в своей утробе
What are the consequences of silence?
кисель кисель кисель
метель метель метель
тело
на языке утробы
толчки молчание
предчувствие
лимонные сполохи
рождение
наконечник стрелы
направленной в лету
в матке земли
зреют разрушаются кости
вечные младенцы
истории
мол
ча
т
How will you live now?
под каким именем
крестики-нолики
меня
жить
(надбуквенные знаки)
чтобы сварить компот
мама отрывала черенки вишен
оставляя ягоды
и косточки внутри ягод
плавать в горячей воде
тогда
давно
сейчас и сейчас и сейчас
в трёхлитровом космосе банки
на зиму запасаю
имя моё
сломанные зубы
(сорви гранат науки)
имя моё
тлеет
греет
звучит
моё тело
радостная птица твоей сестры
стремительная стая
разрезанный на лоскуты воздух
наглость
незаконная быстрота
было прописано в учебниках уважай старших
придерживай дверь
не могу удержать в подоле чириканье воробьёв
принесла подарки в красном мешке
кто осмелился первым встать посреди комнаты
и
прочитать стихотворение?
перочинный нож
города
вместо микрофона капустная кочерыжка
вчера весь вечер раздевала деда
всё шелуха
покрасим яйца
укрепим волосяные фолликулы
луковые слезы пахнут?
выбери своё и помолчи
дед в сто шуб одет
93 тень от шторы на кухне детства
64 блин на сковороде обретает жирафью кожу
36 я плачу плачу плачу
снаружи внутрь
ИУ ИИИИИУУУУ ИИИИИИИИИИУ
нарушение
тишины правил зрения
чебурашка поёт свою песенку по кругу
не заглядывай в холодильник
там чайный гриб распластал усталое тело
не буди его
сон это зерно
твёрдая косточка
которую птица перенесла через океан
в своей утробе
What are the consequences of silence?
кисель кисель кисель
метель метель метель
тело
на языке утробы
толчки молчание
предчувствие
лимонные сполохи
рождение
наконечник стрелы
направленной в лету
в матке земли
зреют разрушаются кости
вечные младенцы
истории
мол
ча
т
How will you live now?
под каким именем
крестики-нолики
меня
жить
(надбуквенные знаки)
чтобы сварить компот
мама отрывала черенки вишен
оставляя ягоды
и косточки внутри ягод
плавать в горячей воде
тогда
давно
сейчас и сейчас и сейчас
в трёхлитровом космосе банки
на зиму запасаю
имя моё
сломанные зубы
(сорви гранат науки)
имя моё
тлеет
греет
звучит
Describe a morning you woke without fear
словно в центре тёплой жидкой среды
вода снаружи
вода внутри
слёзы пот кровь кофе
утро похрустывает новорождёнными костями
гибкий график стабильная зарплата
эмиграция
благородный ручной труд
кристаллы соли на языке
на родном
на моём
жестов любви английском мёртвом тревоги
хочу забыть
пожалуйста
хочу
проснуться
взойти
красным горячим шаром
в центре живота
Who are you and whom do you love?
тело любящее тепло
тепло тела
другого
моего одеяла
кто?
то то то
в лесу во мху
родинки
перевёрнутое неосторожно
ведро черники
кого?
вкус кожи на языке
улыбнись
я снимаю
словно в центре тёплой жидкой среды
вода снаружи
вода внутри
слёзы пот кровь кофе
утро похрустывает новорождёнными костями
гибкий график стабильная зарплата
эмиграция
благородный ручной труд
кристаллы соли на языке
на родном
на моём
жестов любви английском мёртвом тревоги
хочу забыть
пожалуйста
хочу
проснуться
взойти
красным горячим шаром
в центре живота
Who are you and whom do you love?
тело любящее тепло
тепло тела
другого
моего одеяла
кто?
то то то
в лесу во мху
родинки
перевёрнутое неосторожно
ведро черники
кого?
вкус кожи на языке
улыбнись
я снимаю
кристина грекова
Она смотрит на меня
Она смотрит на меня.
Мы смотрим друг на друга. Она смотрит на меня из дома напротив в Познани. Я — улица Волгоградская, 13. Не помню.
Там сейчас живет какая-то девушка или женщина, прилично одетая, в красивых носках.
Одного моего носка нет, он исчез, испарился, одет на чьей-то другой ноге. Его больше нет, а я все еще смотрю тебе в глаза из дома напротив в Познани.
На не существующей больше улице
живут две дряхлые старушки: одна стучит в окно и просит спички ночью. Я отдаю — в моем доме пожар. Легкие наполняются гарью, воздух исчезает. Беги, беги, беги. Мама говорила, что нельзя давать ночью старушкам спички, они тебя проклянут. Я проклята. И улицы этой больше нет. Она сгорела проклятиями, о которых таксист нам рассказал. Говорит, у нас в Армении христианство, мы богом поцелованы, а вы, беларусы, мало молитесь, поэтому бог вас наказал.
Пошел нахуй. Я вызываю убер вуман. Она говорит, что её зять работает в Жодинской тюрьме. А мое тело превращается в статую, чтобы собой рассказывать поколениям далеко вперед, как мы умирали. Горели, задыхались, бежали от проклятий дряхлой старухи. Ноги врастают в землю, а руки превращаются в плети, которые так любишь ты.
Я буду стоять на ветру, чтобы каждый молящийся смог укрепить свою веру. Боже, прости и сохрани, прости и сохрани, прости и сохрани, прости и сохрани, прости и сохрани.
Она продолжает смотреть мне в лицо.
Сегодня я умылась pianka czyszcząca Теперь моё лицо очистилось от беларуской грязи.Мои руки в земле, ноги на костях, как очиститься от этого? Когда под ногти так плотно въелась клубника, похожая на кровь. Когда тебе присылают фотографии красиво убранной на Дзяды могилки. Чем вымыться тогда? Может подышать средиземноморским воздухом? Говорят, он благоприятно влияет на кожу. Але гэты бруд я ня змою. Я буду паркывацца пластом гістарычнай памяці, якая мяне ў выніку і прыкончыць. Я стану зямлёй, па якой нарэшце пойдзе чыгунка. Чух-чух-чух.
— Вітаю вас на маршруце Варшава — Мінск, магу прапанаваць гарбату, але ў нас больш няма нікельных падшкляннікаў. Вы можаце апячыся, — гаварыць правадніца.
— Дзякуй, адну шклянку зялёнага і вафельку Віцьба, — адказвае пассажырка.
І мы ціха едзем, за вакном дрэвы змяняюць азёры: бяроза, хвоя, клён, ліпа, елка, елка, елка, ліпа, доўгая сіняя роўнядзь, кропкі рознакаляровых рыбакоў, бяроза, хвоя, ліпа. Спачатку наступае змярканне, неба ператвараецца ў пунсовы келіх, амаль відаць сонца, а потом і ўвогуле ўсё запаўняецца цемрай. Яна такая родная, вы застаяцеся сам-насам , глядзіш ёй ў вочы, а яны у тябе. Мае вочы спрабуюць угледзецца ўдалячынь, белыя іскры знешняга свету даюць зачэпку, мы з ёй дакладна нешта ведаем адна пра адну — хутчэй за ўсё, нікому больш не вядомыя таямніцы. Але ж яна маўчыць і працягвае глядзець на мяне.
Хочешь, я разденусь?
Стану голой, перестану бояться, буду точно знать, что делать, выучу все языки мира, и тогда мы сможем поговорить. Или не сможем, ведь ты там, за окном моего дома в Познани, а я тут, напротив. Твои улицы — это бесконечные квадраты. Они похожи на лабиринты, из которых невозможно выбраться. Я постоянно возвращаюсь в точку, откуда пришла. Мои улицы — широкие проспекты, за которыми виден горизонт. По ним стекает пот, надежда и боль, о которых ты только читала, сидя у себя за окном. Я встаю и снимаю свою черную майку. Под ней моя грудь, там родинка на правой стороне. Такая же есть у моей матери, такая же есть у ее матери, такая же есть у всех женщин в нашем роду.
— Хотите ее удалить? Возможно, она переродится в злокачественную опухоль с развитием до самой тяжелой стадии — меланомы, — предлагает гинекологиня.
— Спасибо, я подумаю, — вежливо отвечаю, хотя точно знаю ответ.
Мне не избавиться ни от родинки, ни от возможных последствий, передаваемых в нашем роду. Я снимаю джинсы и остаюсь перед тобой в трусах и единственном носке.
Дело об исчезновении носка было раскрыто. Он застрял во временной петле на несколько недель, а потом благополучно вернулся на место. Оказывается, он просто потерялся в постельном белье, поглощающее носки в свою воронку. Теперь он вернулся домой и продолжит согревать ноги своей хозяйке.
Она смотрит на мои голые ноги — они в синяках.
Синяки там всегда были и навсегда останутся. Я чувствую, как сосуды расширяются и кровь начинает циркулировать. Она расползается по всему моему телу, заново согревая его. В детстве мне прикладывали компресс из разрезанного картофеля, от него синяки становились меньше, а боль как будто бы должна была уйти. Но она никуда не уходила, она расползалась вместе с кровью моего организма, чтобы в любой другой уязвимый момент напомнить о себе. Дверной косяк, брусчатка старого города, падение с велосипеда, падение с дерева, падение с горки, следы татуировки, следы пальцев твоей руки, следы волейбольного мяча, удар плеча прохожего, удар пропущенный на тренировке, удар полученный в драке, удар, который ты никогда не ожидала получить.
Она выходит из своей двери и направляется в мою сторону.
Звонок в дверь.
Мы смотрим друг на друга. Она смотрит на меня из дома напротив в Познани. Я — улица Волгоградская, 13. Не помню.
Там сейчас живет какая-то девушка или женщина, прилично одетая, в красивых носках.
Одного моего носка нет, он исчез, испарился, одет на чьей-то другой ноге. Его больше нет, а я все еще смотрю тебе в глаза из дома напротив в Познани.
На не существующей больше улице
живут две дряхлые старушки: одна стучит в окно и просит спички ночью. Я отдаю — в моем доме пожар. Легкие наполняются гарью, воздух исчезает. Беги, беги, беги. Мама говорила, что нельзя давать ночью старушкам спички, они тебя проклянут. Я проклята. И улицы этой больше нет. Она сгорела проклятиями, о которых таксист нам рассказал. Говорит, у нас в Армении христианство, мы богом поцелованы, а вы, беларусы, мало молитесь, поэтому бог вас наказал.
Пошел нахуй. Я вызываю убер вуман. Она говорит, что её зять работает в Жодинской тюрьме. А мое тело превращается в статую, чтобы собой рассказывать поколениям далеко вперед, как мы умирали. Горели, задыхались, бежали от проклятий дряхлой старухи. Ноги врастают в землю, а руки превращаются в плети, которые так любишь ты.
Я буду стоять на ветру, чтобы каждый молящийся смог укрепить свою веру. Боже, прости и сохрани, прости и сохрани, прости и сохрани, прости и сохрани, прости и сохрани.
Она продолжает смотреть мне в лицо.
Сегодня я умылась pianka czyszcząca Теперь моё лицо очистилось от беларуской грязи.Мои руки в земле, ноги на костях, как очиститься от этого? Когда под ногти так плотно въелась клубника, похожая на кровь. Когда тебе присылают фотографии красиво убранной на Дзяды могилки. Чем вымыться тогда? Может подышать средиземноморским воздухом? Говорят, он благоприятно влияет на кожу. Але гэты бруд я ня змою. Я буду паркывацца пластом гістарычнай памяці, якая мяне ў выніку і прыкончыць. Я стану зямлёй, па якой нарэшце пойдзе чыгунка. Чух-чух-чух.
— Вітаю вас на маршруце Варшава — Мінск, магу прапанаваць гарбату, але ў нас больш няма нікельных падшкляннікаў. Вы можаце апячыся, — гаварыць правадніца.
— Дзякуй, адну шклянку зялёнага і вафельку Віцьба, — адказвае пассажырка.
І мы ціха едзем, за вакном дрэвы змяняюць азёры: бяроза, хвоя, клён, ліпа, елка, елка, елка, ліпа, доўгая сіняя роўнядзь, кропкі рознакаляровых рыбакоў, бяроза, хвоя, ліпа. Спачатку наступае змярканне, неба ператвараецца ў пунсовы келіх, амаль відаць сонца, а потом і ўвогуле ўсё запаўняецца цемрай. Яна такая родная, вы застаяцеся сам-насам , глядзіш ёй ў вочы, а яны у тябе. Мае вочы спрабуюць угледзецца ўдалячынь, белыя іскры знешняга свету даюць зачэпку, мы з ёй дакладна нешта ведаем адна пра адну — хутчэй за ўсё, нікому больш не вядомыя таямніцы. Але ж яна маўчыць і працягвае глядзець на мяне.
Хочешь, я разденусь?
Стану голой, перестану бояться, буду точно знать, что делать, выучу все языки мира, и тогда мы сможем поговорить. Или не сможем, ведь ты там, за окном моего дома в Познани, а я тут, напротив. Твои улицы — это бесконечные квадраты. Они похожи на лабиринты, из которых невозможно выбраться. Я постоянно возвращаюсь в точку, откуда пришла. Мои улицы — широкие проспекты, за которыми виден горизонт. По ним стекает пот, надежда и боль, о которых ты только читала, сидя у себя за окном. Я встаю и снимаю свою черную майку. Под ней моя грудь, там родинка на правой стороне. Такая же есть у моей матери, такая же есть у ее матери, такая же есть у всех женщин в нашем роду.
— Хотите ее удалить? Возможно, она переродится в злокачественную опухоль с развитием до самой тяжелой стадии — меланомы, — предлагает гинекологиня.
— Спасибо, я подумаю, — вежливо отвечаю, хотя точно знаю ответ.
Мне не избавиться ни от родинки, ни от возможных последствий, передаваемых в нашем роду. Я снимаю джинсы и остаюсь перед тобой в трусах и единственном носке.
Дело об исчезновении носка было раскрыто. Он застрял во временной петле на несколько недель, а потом благополучно вернулся на место. Оказывается, он просто потерялся в постельном белье, поглощающее носки в свою воронку. Теперь он вернулся домой и продолжит согревать ноги своей хозяйке.
Она смотрит на мои голые ноги — они в синяках.
Синяки там всегда были и навсегда останутся. Я чувствую, как сосуды расширяются и кровь начинает циркулировать. Она расползается по всему моему телу, заново согревая его. В детстве мне прикладывали компресс из разрезанного картофеля, от него синяки становились меньше, а боль как будто бы должна была уйти. Но она никуда не уходила, она расползалась вместе с кровью моего организма, чтобы в любой другой уязвимый момент напомнить о себе. Дверной косяк, брусчатка старого города, падение с велосипеда, падение с дерева, падение с горки, следы татуировки, следы пальцев твоей руки, следы волейбольного мяча, удар плеча прохожего, удар пропущенный на тренировке, удар полученный в драке, удар, который ты никогда не ожидала получить.
Она выходит из своей двери и направляется в мою сторону.
Звонок в дверь.
Гражына Травень
ты тут?
летняя ночь. пахнет землей. фонарь лениво освещает двор кирпичной одноэтажки. девочка возвращается домой, витает в кудрявых мыслях. «два, четыре, шесть» — забегает на крыльцо, не глядя под ноги, нетерпеливо дергает ручку. из черноты за углом выплывает незнакомый силуэт. число ступенек вылетает из головы, а кулаки отказываются верить, что никто не откроет. в соседских окнах загорается свет.
***
гадзіннікі паказваюць палову чацвёртай. неахвотна намацваю на халоднай падлозе пантофлі. хістаючыся з боку ў бок, крочу да прыбіральні: ён, як заўсёды, на месцы. хаваецца ў цемры калідора, чакае на мяне. сверліць сваім сцюдзёным позіркам. скурай адчуваю яго прысутнасць. да ложка па звычцы вяртаюся бегам. ён ніколі за мной не паспявае. «тысяча, дзевяцьсот дзевяноста дзевяць, дзевяцьсот дзевяноста восем». перамагаюць думкі.
***
гадзіннікі паказваюць палову чацвёртай. неахвотна намацваю на халоднай падлозе пантофлі. хістаючыся з боку ў бок, крочу да прыбіральні: ён, як заўсёды, на месцы. хаваецца ў цемры калідора, чакае на мяне. сверліць сваім сцюдзёным позіркам. скурай адчуваю яго прысутнасць. да ложка па звычцы вяртаюся бегам. ён ніколі за мной не паспявае. «тысяча, дзевяцьсот дзевяноста дзевяць, дзевяцьсот дзевяноста восем». перамагаюць думкі.
побач з ім я адчуваю сябе дзіцём, якое ніхто не зможа абараніць.
побач з ім я адчуваю сябе краінай, якую ніхто не зможа абараніць.
побач з ім я адчуваю сябе ідэяй, якую ніхто не зможа абараніць.
побач з ім я адчуваю сябе краінай, якую ніхто не зможа абараніць.
побач з ім я адчуваю сябе ідэяй, якую ніхто не зможа абараніць.
ён ходзіць да мяне з дзяцінства. спачатку я ўяўляла яго злыднем з «пілы». гэта было найвялікшае зло, вядомае маёй псіхіцы, яно жыло ў кацельні бацькоўскай хаты. больш познія ўвасабленні палітызаваліся разам са мной. калі даведалася, што пратэсты ля «кароны» разганяе паўлічэнка, да мяне ў мінскую кватэру пачаў прыходзіць менавіта ён. з пачаткам вайны я пачала сустракаць у варшаўскай хаце прыгожына. са сваёй фізічнай смерцю ён памёр і ў маім уяўленні.
кожную ноч я чарсцвею ад непаслядоўнасці дарослага свету.
кожную ноч я чарсцвею ад чорнай атруты навін.
кожную ноч я чарсцвею ад думак пра Кіеў.
кожную ноч я чарсцвею ад чорнай атруты навін.
кожную ноч я чарсцвею ад думак пра Кіеў.
месца ў запалёнай свядомасці тут жа заняла новая здань: загадкавы мужчына з лінчаўскага Lost Highway, з бледным тварам і шалёнымі вачыма. гэта ад яго я бегаю з прыбіральні да ложка і потым не магу заснуць. «я ў цябе дома».
***
черный силуэт касается руки. девочка просыпается в мокрой от пота пижаме. этот кошмар теперь часть неё. не поможет бабушкино «куда ночь, туда и сон». не помогут ни знахарка, ни священник.
***
у чорна-белым свеце існуе сіла, якая падмацоўваецца начнымі страхамі. яна бязлітасна загрызла прабабуль і прадзядуль. яна зламала ногі бабулям і дзядулям. яна зрабіла блізарукімі бацькоў. яна дайшла да дзяцей.
***
черный силуэт касается руки. девочка просыпается в мокрой от пота пижаме. этот кошмар теперь часть неё. не поможет бабушкино «куда ночь, туда и сон». не помогут ни знахарка, ни священник.
***
у чорна-белым свеце існуе сіла, якая падмацоўваецца начнымі страхамі. яна бязлітасна загрызла прабабуль і прадзядуль. яна зламала ногі бабулям і дзядулям. яна зрабіла блізарукімі бацькоў. яна дайшла да дзяцей.
тыя, хто мусяць абараняць, ідуць за рамянём.
тыя, хто мусяць абараняць, кідаюць пад ногі светлашумавыя.
тыя, хто мусяць абараняць, пагражаюць сусветным апакаліпсісам.
тыя, хто мусяць абараняць, кідаюць пад ногі светлашумавыя.
тыя, хто мусяць абараняць, пагражаюць сусветным апакаліпсісам.
але дзеці прагульвалі пары па вывучанай бездапаможнасці. вучыліся злавацца, малявалі пра гэта плакаты. не казалі бацькам, каб не турбаваць. хто як мог, адкручвалі ржавыя гайкі, глядзелі, як прыгожа б'е фантанам агонія. чакалі.
час выходзіць за контур.
час выходзіць на вуліцу.
час выходзіць з сябе.
час выходзіць на вуліцу.
час выходзіць з сябе.
гэта было зло. цёмны бок, які стараюцца не заўважаць. смерць, ад якой бягуць. страх самоты. цень пакаленняў, якія стаяць за спінай і пакутуюць, што так і не сталі шчаслівымі, просяць, каб гэта зрабілі за іх. адмаўленне. віна і сорам. расшчапленне светапогляду. я ведаю, чым яго запоўніць.
***
девочка встречается нос к носу с ним. пытается его рассмотреть. спрабуе яго прыняць. без цветов и улыбок, просто принять, что он тут, у родительского крыльца. а потом – отпустить, як адпускаюць прывіда.
***
мой унутраны дзіцёнак —
пад хатнім арыштам
калісьці даўно
я паставіла яго ў кут
і забылася выпусціць
з тых часоў ён
спрабуе ўцяміць
у чым правініўся
з кожным годам —
усё больш абыякавы
ніколі не енчыць
хіба што часам просіць салодкага
месца дзіцёнка заняў крытык
рассеўся на двух крэслах
упіваецца абсалютнай уладай
паказвае на мяне пальцам
запытваецца
чаму девять а не десять
цікавіцца
што там у іншых
нагадвае
якая я літара алфавіта
і хоць я вельмі стараюся
ён заўсёды незадаволены
злачыннае самаедства спыняецца
калі па-за межамі двара
я заўважаю адценні
яны бяруць мяне за рукі
вядуць у цемру —
тут нікога няма
становяцца люстэркам
паказваюць
якіх я колераў
знаёмяць з вясёлкай
напраўду лічаць
што са мной усё акей
неўзабаве іду да дзіцёнка
знаходжу яго сонным і млявым
шчыра выбачаюся
даю яму свабоду
і скрутак цукерак
ён радуецца
неўзабаве іду да крытыка
паказваю яму яго месца
гляджу асуджальна
часова з ім не размаўляю
ён ківае ў мой бок
«справядліва»
неўзабаве іду да сябе
міла ўсміхаюся
і працягваю руку
я шчаслівая
хоць і складана прыняць
што мы цяпер разам
***
гадзіннікі паказваюць палову чацвёртай. неахвотна намацваю на халоднай падлозе пантофлі. хістаючыся з боку ў бок, крочу да прыбіральні. ты тут?
***
девочка встречается нос к носу с ним. пытается его рассмотреть. спрабуе яго прыняць. без цветов и улыбок, просто принять, что он тут, у родительского крыльца. а потом – отпустить, як адпускаюць прывіда.
***
мой унутраны дзіцёнак —
пад хатнім арыштам
калісьці даўно
я паставіла яго ў кут
і забылася выпусціць
з тых часоў ён
спрабуе ўцяміць
у чым правініўся
з кожным годам —
усё больш абыякавы
ніколі не енчыць
хіба што часам просіць салодкага
месца дзіцёнка заняў крытык
рассеўся на двух крэслах
упіваецца абсалютнай уладай
паказвае на мяне пальцам
запытваецца
чаму девять а не десять
цікавіцца
што там у іншых
нагадвае
якая я літара алфавіта
і хоць я вельмі стараюся
ён заўсёды незадаволены
злачыннае самаедства спыняецца
калі па-за межамі двара
я заўважаю адценні
яны бяруць мяне за рукі
вядуць у цемру —
тут нікога няма
становяцца люстэркам
паказваюць
якіх я колераў
знаёмяць з вясёлкай
напраўду лічаць
што са мной усё акей
неўзабаве іду да дзіцёнка
знаходжу яго сонным і млявым
шчыра выбачаюся
даю яму свабоду
і скрутак цукерак
ён радуецца
неўзабаве іду да крытыка
паказваю яму яго месца
гляджу асуджальна
часова з ім не размаўляю
ён ківае ў мой бок
«справядліва»
неўзабаве іду да сябе
міла ўсміхаюся
і працягваю руку
я шчаслівая
хоць і складана прыняць
што мы цяпер разам
***
гадзіннікі паказваюць палову чацвёртай. неахвотна намацваю на халоднай падлозе пантофлі. хістаючыся з боку ў бок, крочу да прыбіральні. ты тут?
КАТЯ КУЗИНА
Женщина, дочь, внучка, эмигрантка, читательница и писательница, книжная фея Сна Гоголя, партнёрка, подруга. Практикует йогу. Любит и верит в тело: оно есть дом всех этих идентичностей.
КРИСТИНА ГРЕКОВА
Піша квір і драматургічныя тэксты, цікавіцца перфарматыўнымі практыкамі мастацства.
ГРАЖЫНА ТРАВЕНЬ
Пісьменніца і паэтка з Менску. Даследуе траўматычны досвед (асабісты і грамадскі) праз пісьмо.
